«Креативная дипломатия» («КД»): Каковы цели и замысел «Русской гуманитарной миссии»?

Евгений Примаков: Цель – помощь населению, которое оказалось в стесненных, сложных обстоятельствах, конкретным людям, общинам, которые находятся в кризисных зонах. Кризисными зонами могут быть зоны военных действий, социальных конфликтов, стихийных бедствий, неустроенности, социальной неустроенности в том числе. Мы в первую очередь работаем там, где наша деятельность улучшает уровень жизни. То есть мы стараемся не заниматься символическими акциями, а заниматься только тем, что впрямую влияет на качество жизни людей. В первую очередь это те регионы мира, которые мы считаем важными для нашей страны.

«КД»: Ваша организация официально декларирует, что вы аполитичны, тем не менее, вы связываете деятельность своей организации с Россией. Почему так?

Евгений Примаков: Потому что мы – российские граждане, мы любим свою страну, и нам хочется сделать что-то для того, чтобы в других странах мира тоже с любовью и уважением относились к нашей стране. Наша организация называется «Русская гуманитарная миссия» - русская не в смысле этничности, а «Russian». Если бы она называлась «российская», это означало бы что это государственная организация, а мы – не государственная организация.

«КД»: Вызывала ли такая привязка какие-либо политические, юридические препятствия со стороны других государств?

Евгений Примаков: Вы знаете, она, естественно, периодически вызывает какую-то настороженность у некоторых наших партнеров. Я не хотел бы приводить конкретные примеры, потому что это было бы оскорбительно по отношению к коллегам, которых мы уважаем.

Да, безусловно, это не позволяет нам с нужной долей безопасности работать во многих местах, где нас плохо и ошибочно, к сожалению, воспринимают. Грубо говоря, мне сложно себе представить операцию, которая была бы развернута на территории, которую контролирует вооруженная сирийская оппозиция в Идлибе. Хотя мы, наверное, хотели бы работать и там.

«КД»: Какие у вас основные направления помощи в рамках организации, и в каких регионах вы работаете?

Евгений Примаков: Мы довольно универсальны в этом смысле. Зависит от конкретного проекта, конкретной нужды. Мы не подходим формалистски к помощи. Это может быть помощь гуманитарная – какой-то конкретной едой, медикаментами, продовольствием. Это может быть какая-то институциональная история, например, организация системы отопления или системы скважинной добычи питьевой воды. Мы, конечно, предпочитаем, чтобы это было что-то институциональное. Гуманитарная помощь оказывается в самых безнадежных, кризисных случаях, когда по-другому ничего не сделать. Сложно говорить о том, что там нужно бурить скважину, когда людям сейчас конкретно нечего пить или нечего есть.

Это образовательные программы, в основном в области русского языка (потому что мы хорошо в этом разбираемся и понимаем) и вообще по школьным предметам. Например, в школы Таджикистана мы отправляли учебники, которыми мы обеспечили одну из крупнейших русскоязычных гимназий с первого по одиннадцатый класс по всем предметам – от ботаники до физики и математики. Речь не шла только о русском языке.

Это медицинские программы. При этом мы сами не лечим, мы соблюдаем законодательство – у нас нет врачей. Мы организуем медицинскую помощь, мы можем согласовать список медикаментов, доставить их. Мы сейчас закупаем машины скорой помощи для отдаленных сельских горных районов в Сербии. Организуем и другие медицинские программы.

Также это логистика, инфраструктурные проекты по типу систем обогрева помещений, обеспечение электричеством (одной из школ в Палестине).

«КД»: А с какими организациями вы сотрудничаете? Есть такие?

Евгений Примаков: Есть, конечно, - начиная от таких гигантов, как Международный комитет Красного Креста (ICRC) и заканчивая российскими организациями, такими как «Справедливая помощь» - более в народе известная как «Фонд Лизы Глинки», Императорское Православное Палестинское Общество (ИППО), «Врачи без границ». У нас есть взаимодействие (не в виде подчинения, а на уровне координации, поскольку нам периодически нужна помощь) с российским МИДом, с российским МЧС, с Минобороны, которое нам помогало доставить медикаменты и продовольствие в ту же самую Сирию, медикаменты в Йемен. Мы пользовались их бортами, их логистикой, за что мы им очень и очень благодарны.

«КД»: Вы уже не первый год работаете в этой области, и как полагаете, чего России не хватает на гуманитарном поприще?

Евгений Примаков: России не хватает стратегии. По-прежнему очень много внимания уделяется каким-то символическим вещам, например, проведению какого-нибудь международного конгресса. Ей не хватает, как части этой стратегии, ответа на конкретные запросы и нужды. Потому что мы очень часто предлагаем окружающему миру что-то, что в первую очередь мы считаем нужным, а это может быть совершенно ненужным там на месте. И, соответственно, спрос на это невелик. И благодарность, на которую можно было бы рассчитывать, тоже не велика.

Также это финансирование, которое зависит даже не от государства. Конечно, очень здорово, если государство финансирует такие вещи, как, например, в Америке Государственный департамент через агентство USAID. Но компании должны включаться в это. Корпорации, которые во всем мире участвуют в программах по корпоративной и социальной ответственности, вкладывают в это деньги. Это полезно и для общин, которым что-то делают хорошее, и для компаний, и для государства, в котором они работают.

«КД»: Как вы оцениваете активность общественности? Можем ли мы сказать, что российское общество активно?

Евгений Примаков: Российское общество очень активно. В первую очередь в том, что касается внутренних дел. Это очень правильно и хорошо, что у нас люди стали обращать внимание на те беды, которые у нас происходят. Например, я знаю, что с помощью таких организаций, как «Подари Жизнь», «Русфонд», «Справедливая помощь» и других крупнейших благотворительных фондов, вылечиваемость детей от онкологических заболеваний выросла просто в разы. Это огромная победа именно российских благотворительных организаций.

Что же касается внешнего трека, мы пока видим очень мало коллег и партнеров. Понятно, что мы должны сначала сделать лучше у нас, внутри страны, прежде чем заниматься чем-то снаружи. Но, тем не менее, и снаружи тоже нужно этим заниматься, поэтому мы на себя это берем. Хотя внутренними вопросами мы тоже занимаемся, у нас есть внутрироссийские программы.

«КД»: Какие бы изменения в законодательстве России в данной сфере Вы бы рекомендовали? Все-таки Вы изнутри видите проблемы и сталкиваетесь с различными сложностями.

Евгений Примаков: У нас вся грантовая система заточена под исключительно внутрироссийские проекты, и немножко сейчас она расширилась на СНГ. Я не считаю это правильным. Нужно заниматься чем-то не только в СНГ. Украина заявила о выходе из СНГ, Грузия вышла из СНГ. Там ничего делать не надо? Надо полностью это отдать на откуп другим желающим? Я считаю, что это неправильно. Сербия, Палестина, Сирия; огромное количество мест, которые нам в стране важны и нужны, с которыми мы чувствуем свои не только государственные, но и часто эмоциональные связи. Это первое, это то, что лежит совсем на поверхности.

Второе – нужно что-то придумывать такое, чтобы компаниям становилось выгодно вкладывать в корпоративно-социальную ответственность. Чтобы они не считали это благотворительностью - когда они просто спалили деньги и все, а чтобы они рассматривали это как инвестицию, как вложение, которое приносит им прибыль, хотя бы репутационную, но серьезную прибыль.

Третье – нам очень многое надо изменить в том, как мы финансируем программы по содействию международному развитию. Они сейчас все в основном финансируются путем, когда государство дает деньги в международные организации. Я не говорю, что не надо финансировать Всемирную продовольственную программу или UNDP (Программу развития ООН). Это совершенно безумные деньги, которые не всегда прозрачно тратятся. Например, Россия участвовала в открытии Банка развития стран Африки южнее Сахары. Я не уверен, что нам нужно вкладывать в такие проекты, когда мы можем делать много чего на двустороннем треке, когда Россия помогает конкретной стране.

«КД»: Как Вы полагаете, стоит ли расширять количество тех НКО, которые задействованы на международном треке?

Евгений Примаков: НКО на самом деле очень много. Только люди в основном заняты, например, «защитой пингвинов от шахматистов во имя ядерного разоружения» и аккредитуются при ООНовских агентствах, что, конечно, наверное, тоже нужно... Но когда это становится основным содержанием работы организации, что-то, значит, в консерватории надо поправить.

Пока что эта часть у нас раздута. Кто-то бы ручками что-то делал и ножками по земле – вот это было бы полезней.

«КД»: Какие незаполненные ниши в гуманитарной сфере могла бы занять Россия?

Евгений Примаков: Люди делают добро по всему миру. И это делают все, все страны, кроме самых бедных, которые сами являются реципиентами помощи. А мы уже давно не реципиенты, мы считаемся донорами – вполне закономерно.

Есть страны, есть регионы, где наше гуманитарное содействие очень востребовано, где оно очень ожидается. Например, Йемен, где очень мало, что делается. Мы там не сторона конфликта, мы не поддерживаем там хуситов против саудовцев, или саудовцев против иранцев. Нам главное, чтобы там был мир, чтобы люди перестали гибнуть, чтобы они не умерли в диком количестве – до нескольких миллионов человек могут умереть за этот год от голода. Нашу помощь там очень ожидают. Надо идти туда, где нас ждут. Вот и всё.

«КД»: И подытоживающий вопрос: как Вы оцениваете состояние «мягкой силы» России и чтобы Вы этой сфере пожелали?

Евгений Примаков: У нас есть много разных рейтингов, по которым мы считаем успешность нашей «мягкой силы». Это зависит от того, что мы считаем «мягкой силой». Например, если берем широкое толкование – вся информационная политика и т.д., - то очень неплохо. В этих рейтингах мы занимаем 4-5-е место. Например, у нас есть RT (Russia Today – прим.редактора) – грандиозный, совершенно фантастический инструмент «мягкой силы», невероятно эффективный.

Если говорить о гуманитарном содействии, то мы очень невысоко стоим в этом рейтинге, к сожалению. Потому что мы и победней, чем многие страны, и профессиональных навыков и привычки у нас все-таки поменьше – нет такой традиции или мы ее подрастеряли. В советские времена много что делали, но с того времени много воды утекло. Мне кажется, что мы можем гораздо больше. Просто надо это делать более точечно, выверено по ожидаемому эффекту и затратам. Это все надо считать – считать так же, как это просчитывают менеджеры. Недаром же есть специализация такая – координатор гуманитарных программ. Этому учат специально в университетах - европейских, американских, есть UN University в Токио. Сейчас вот мы договорились с РГГУ (Российским государственным гуманитарным университетом), что мы запустим образовательную программу «Российская гуманитарная миссия на Ближнем Востоке». И там будут готовить специалистов по гуманитарным операциям. Это то, что нужно, и эти люди будут востребованы – компаниями, МИДом, международными агентствами.

«КД»: А Ваше пожелание российской «мягкой силе»?

Евгений Примаков: Работать надо, честно и много. Всё. Очень просто.