«Креативная дипломатия» («КД»): Давайте начнем с определения концепции «мягкой силы» в современных международных отношениях. Насколько вообще эффективна «мягкая сила» как инструмент внешней политики в сегодняшнем меняющемся мире?

Алексей Фененко: Концепция «мягкой силы» - это не новое явление и вовсе не изобретение Джозефа Ная. Придумана она была за сто лет до Джозефа Ная. В 1910 г. американский исследователь Норман Анджелл опубликовал работу "Великая иллюзия", в которой он высказал мысль, что культурно-политическое влияние может быть сильнее, чем влияние экономическое и военно-политическое. В качестве примера Норман Анджелл (и, конечно, не только он) всегда приводили США. Если европейские империи, по их мнению, добиваются целей в основном силой или путем создания сфер влияния, то США добиваются этого примером и созданием «сферы эффективного контроля», то есть влиянием преимущественно идеологическим, экономическим и культурным.

В качестве традиционного примера приводился Китай - если Россия, Великобритания, Япония делят Китай на сферы влияния, то США провозгласили доктрину «открытых дверей», которая предполагала свободу экономической деятельности в Китае и при этом гарантии его территориальной целостности. Вот это был тот идейный пул, на котором выросла позднее концепция «мягкой силы».

Следующий этап – 1977 год, когда появилась совместная работа двух американских политологов Роберта Кохейна и Джозефа Ная "Сила и взаимозависимость: мировая политика в транзите". Основная мысль их работы заключалась в том, что государства утратили значительную часть своей способности предпринимать эффективные действия и контролировать события вовне. Отсюда вытекала попытка определить инструменты использования сложившейся ситуации на двух уровнях. Первый - на уровне внешней политики страны, то есть как оптимизировать ее действия во внешней политике. Второй - на уровне мировой политики (потенциальная возможность воздействия на события через международное сотрудничество).

Третьим этапом стало появление собственно работ Джозефа Ная в начале 1990-х годов. Он говорил о «hard power» и «soft power», но при этом начинал с изучения социологии, с самого американского общества, а вовсе не с международных отношений. Джозеф Най выделял два механизма воздействия на членов американского общества – это может быть жесткое воздействие, т.е. принуждение к закону, а может быть мягкое воздействие, когда для вас создается определенное культурно-идеологическое пространство, в котором вы охотно соблюдаете данный закон (в данном случае – закон определенного штата). В американской правовой системе есть "жесткое" (hard) право, обязательное для исполнения, и «мягкое» право, отклонение от которого не приводит к санкциям. Последнее означает моральный призыв, этические нормы, которые надо защищать с помощью общественного мнения.

Джозеф Най решил перенести эти понятия на международные отношения. При этом Най четко разделял понятия «пропаганда» и «мягкая сила». «Мягкая сила» - это именно ваша способность нравиться другим, а не попытки навязать кому-то свою точку зрения. В 2013 году Джозеф Най написал статью в "Foreign Policy" о том, что в России и Китае неправильно поняли концепцию «мягкой силы» [1]. Это не пропаганда идей (хотя это важно и нужно), а именно ваша способность привлекать других своим примером.

Четвертый этап идет с начала 2000-х годов. Современные теоретики "мягкой силы" постулируют несколько иное, чем Джозеф Най: «мягкая сила» подается как продвижение определенного влияния. Началось это примерно с приходом к власти Администрации Джорджа Буша-младшего и неоконсерваторов. Где-то с 2000-го года в США пошла идейная волна, что свободное общество должно продвигать в начале интересы глобального гражданского общества, затем пошли идеи, что это общество тождественно американским нормам, а затем уже "неоконы" стали говорить, что - и американским интересам.

«КД»: На чем же основывалась «мягкая сила» США, на каких механизмах?

Алексей Фененко: Создавалось четыре механизма "мягкой силы". Первый - воздействие на элиты не просто методом обыкновенной пропаганды, а приобщением элиты к определенным благам, когда отказаться от этих благ позже будет просто невозможно.

Второй - воспитание лояльной США группы экспертов. Например, посмотрим на деятельность всевозможных американских фондов. Вам необязательно рассказывают о том, как хороша Америка, вам создают определенное мышление в заданном ключе. Вы можете критиковать Америку, но ровно в тех позициях, которые нужны американцам.

Например, проводится целая серия конференций Фондом Карнеги, Фондом Макартуров о том, что Буш-младший излишне злоупотребляет силой. Многие воспринимают их как новых оппозиционеров, которые обсуждают и критикуют администрацию Буша, воспринимают их как союзников. Но этим людям не приходит в голову, что США испокон веков применяли силу во внешней политике, и этот тезис никто не оспаривает. Вам создается некий «интеллектуальный ящик», в котором вы начинаете мыслить.

Еще существует механизм поездок и стажировок. Что это вам дает? Американцы еще со времен «Холодной войны» разработали замечательную систему работы с советской интеллигенцией. У вас находятся не очень популярные люди, которых привозят к себе и организовывают встречу с «самыми великими». Зачем? Затем, чтобы они вернулись назад, вернулись в серую реальность, и создавалось ощущение собственной ненужности на фоне того, какой интерес они вызывали там. И начинается жизнь от поездки до поездки, сознание переключается на страну, которая их якобы ценит. И волей или неволей они начинают продвигать те интересы взаимодействия с США, которые выгодны американцам.

«КД»: А как же роль СМИ?

Алексей Фененко: Верно, третий механизм - продвижение позитивного образа США через СМИ. Вам подается это в качестве альтернативы, во-первых, собственной системе, во-вторых, просто потому, что это должно вам нравиться. Американцы делают упор на следующих вещах: а) их культура массовая, в отличие от европейской элитарной; б) демократическая - которая доступна для понимания широким массам; в) их культура легко усваивается. Я бы еще сюда добавил четвертого «кита» массовой культуры – она не требует большого образования и большого труда. Посмотрите на феномен «поп-музыки»: от вас часто не требуется сложного классического музыкального образования – достаточно немного уметь играть на гитаре или барабане, и вы уже считаете себя большим музыкантом. И это очень хорошо воздействует на массовое сознание.

Наконец, четвертый механизм - технологии двойного назначения. В сфере образования, культуры создается большое количество фондов. Они организовывают конференции, всевозможные школы, институты. Их тематика – сугубо научная, и на что-то большое они даже не покушаются. Но, во-первых, у вас создается альтернатива вашим университетам и образованию вашей страны, окно возможностей, где вы «свой» и где вас ждут. Во-вторых, формируется «сетевой банк данных» - вас фиксируют, заносят в определенный список, поощряется определенный сетевой проект, где продвигается какая-то научная идея. Пусть даже это будет изучение творческого наследия Пушкина, но формируется определенная автономная идентичность – мы «свои» друг для друга, но не свои для местной национальной системы образования. В-третьих, эти школы, институты, конференции можно при желании легко развернуть на политическое поле. В определенный момент весь этот «банк данных» может стать молодыми политиками, которые сначала выдвинут какой-нибудь политический проект, а затем их можно будет вывести и на улицу. То есть вдруг, как грибы из-под дождя, у вас вырастет целая группа автономных политических личностей.

Можно таким образом мониторить настроения в вашей стране. Для чего фонды проводят всевозможные конференции, где, например, допускается (а зачастую даже инициируется) критика США? Именно для того, чтобы выявлять позиции и различия в экспертном сообществе. Кто придерживается радикальных взглядов, кто – умеренных, с кем можно работать, с кем – нельзя. Проходит уже малостоящий в финансовом отношении мониторинг деятельности.

И, наконец, «мягкая сила» позволяет вам навязывать другому обществу ложный дискурс. Вам вбрасывается некая идея, вы начинаете негодовать, критиковать и не замечать чего-то реального. Например, проблема экспорта энергоресурсов с Каспия. Я помню, сколько было круглых столов, конференций по этой теме во второй половине 1990-х годов. Кто только не ругал американцев по Каспию… Мы сами себя распаляли, ссорились с европейцами, и никто не замечал тех немногих экспертов, которые говорили, что Сталин еще в 1942-м году сказал, что пик добычи энергоресурсов на Каспии уже пройден. То есть представьте, что там осталось сейчас, если пик добычи каспийских углеводородов был пройден в 1941 году. Но все тонуло в идее, что Каспий – это новый Ближний Восток. В итоге мы сами рассказали американцам, сколько на Каспии залежей, что там есть, чего там нет, разругались с европейцами и возник прекрасный жупел, как можно нами руководить. А это была всего-навсего рукотворная идея.

Но нет ничего нового в политике «мягкой силы» - именно эту политику проводила Франция в период своей гегемонии ХVII-XVIII веков – от Вестфальского мира до конца Наполеоновских войн. И французские короли действовали ровно по тем же лекалам в рамках Вестфальского порядка, по которым сейчас действуют США.

«КД»: Например?

Алексей Фененко: Концепция французской «мягкой силы» строилась на следующих элементах:

1) Красота и блеск французской культуры. Французская культура – как эталон для всех элит. Версаль – как эталон образа жизни элиты. Французская литература – как язык общения элиты. Французская живопись – как эталон вашего понимания.

2) Вбрасывались концепции как для консервативной, так и для радикальной элиты. Для консервативной –представление о блеске абсолютной монархии и ее системе, для радикальной – Просвещение. Они кажутся противоположными друг другу, но и то, и другое на самом деле постулирует ведущую роль Франции как носителя высшей культуры.

3) Система образования. Давайте вспомним, что элиты всех стран континентальной Европы стремились получать образование (и иметь недвижимость) во Франции. И это создавало целый феномен «антинациональных династий», которые правили в определенной стране, но при этом были ориентированы целиком на Францию. Классические примеры – династия Стюартов в Англии или испанские Бурбоны. Из этого массового французского воспитания постепенно возникало лояльное дворянство, которое занимало посты в гвардии и с которым мог работать посол Франции, через которых он мог устраивать переворот.

У нас говорят: «Где есть Посольство США, там есть переворот». Но посмотрите, в ХVIII веке было то же самое – где был посол Франции, там был переворот. В Османской империи многих султанов сажали на престол французы. Сколько переворотов пытались сделать в Англии? В России переворот Елизаветы Петровны 1741 г. был сделан французским послом - маркизом де ла Шетарди. Вся эта система существовала на самом деле уже тогда – в период гегемонии. США здесь не действует как-то особенно, они действует как самый обычный гегемон, как действовала Франция во времена Вестфальского порядка.

«КД»: У «мягкой силы» есть ограничения в плане эффективности воздействия?

Алексей Фененко: Да, в принципе, у французов получалось продвигать свое влияние до определенного момента – пока они не сталкивались с Великобританией. Как только вы сталкиваетесь со страной, где общество и элиты не приемлют вас как таковых, там никакая «мягкая сила» невозможна. Там следует неприятие и отторжение. Такой «британский» феномен очень редок – Британия создала свою культуру романтизма, которая полностью оппозиционна культуре Франции, во всем – даже до бытового образа жизни. Та же американская культура и «мягкая сила» споткнулась бы, например, об Иран, который не приемлет ее как таковую, отрицает все, что с ней связано.

Вот здесь я хотел бы обозначить условия, на которых основывается американская «мягкая сила». Она, кстати, оказалась очень эффективной в отношении Советского Союза. Ваше общество не должно испытывать ненависти к американцам. Оно должно быть нейтральной средой, которая в принципе готова с вами работать. В вашем обществе должно быть определенное позитивное восприятие Америки. И ваше общество должно принимать базовую ценность – что американская культура более высокая в своем развитии, чем какая-либо другая.

Но я бы выделил еще одно ограничение «мягкой силы». У американцев оно точно такое же, какое было у французов в XVIII веке, - это страны с сильным военным и политическим потенциалом. Посмотрите: как бы русское дворянство ни усваивало французскую культуру, как бы мы ни говорили по-французски и сколько ни имели бы недвижимости во Франции, все равно мы были врагами. Вот так и тут – как бы русская и китайская элита ни говорила по-английски, сколько бы ни воспитывала там детей, все равно мы для них – противники. Потому что мы обладаем потенциалом, которым им оппозиционен, мы мешаем им строить гегемонию. Вот это – то, о что обычно спотыкается «мягкая сила».

«КД»: Стоит ли заключить, исходя из постулата об ограничениях «мягкой силы», что с определенными странами работать совершенно бесперспективно?

Алексей Фененко: Абсолютно. Я считаю, что, к сожалению, при работе с «мягкой силой» одна из наших проблем – это неэффективная трата средств. Мы никак не можем разделить страны на те, с которыми можно работать, и те, с которыми работать бесполезно.

«КД»: Почему бесполезно? Есть мысль, что, как минимум, необходимо проводить диалог, выяснять позицию противоположной стороны.

Алексей Фененко: Какой-то диалог вести можно. На уровне межправительственных коммуникаций диалог мы будем вести – как нам не подраться друг с другом, как что-то продать. Но я имею в виду другое: надежда на то, что там появится группа людей, симпатизирующих нашей стране, совершенно бесполезна. Либо это будет группа маргиналов, которая в этом обществе не пользуется никаким весом, и на них общество смотрит враждебно.

Вот вам пример – англосаксонские страны. Сколько бы мы ни тратили средств в США на создание позитивного образа России, он там не будет никогда позитивен. При изначально негативном отношении общества и элиты никакого позитивного образа вашей страны возникнуть не может.

Обратите внимание, что «мягкая сила» очень мало в истории меняла что-либо. Из поколения в поколение враждебность к России Польши и большинства стран Восточной Европы сохранялась. Дело не в «жесткой» или «мягкой» силе. Сильного соседа не любят малые страны, по крайней мере, их часть, просто за то, что он есть. Где самый сильный антиамериканизм, и где им мало помогает «мягкая сила»? В Латинской Америке. Точно также: где к России наиболее негативное отношение? В Восточной Европе. Вот те деньги, которые мы тратим малоэффективно на враждебные страны, можно было бы давно потратить на страны, настроенные на работу с нами. Например, усилить работу в тех же странах СНГ, Центральной Азии, в Закавказье, в Восточной Азии. Не в англосаксонских странах, а в континентальной Европе – с Германией и Италией. Это принесло бы нам намного больше пользы, чем надежды на то, что появятся влиятельные пророссийские поляки, которые изменят политику Польши. Не изменят. Польша всегда будет оставаться антироссийской.

«КД»: Тем не менее, что Вы можете сказать по поводу примера франко-германских отношений, которые были налажены после Второй мировой войны, в том числе, усилиями общественной дипломатии?

Алексей Фененко: Это не является примером. Германия была оккупирована после Второй мировой войны, лишена суверенитета, и он ограничен у нее до сих пор извне. Какими станут немцы, когда их отпустят на волю, мы не знаем.

«КД»: Сделаем географический обзор: если работать России со странами СНГ, то как правильно выстраивать политику «мягкой силы» по отношению к ним? Ведь там тоже есть достаточно подозрительное отношение к России как к «большому соседу».

Алексей Фененко: Подозрительное отношение есть везде. Мне кажется, тут надо выделить три кольца окружности:

Первое кольцо - страны Евразийского экономического союза – это наш первый приоритет. Им надо объяснять всегда две вещи: а) ЕАЭС – наш общий проект; б) этот проект несет выгоды нам всем. Это те два момента, на которые мы должны работать. Мы не должны допускать, чтобы навязывалась мысль, что это – исключительно российский проект; чтобы они не считали, что это объединение – новый вариант русского империализма. Наша задача – говорить именно об общности этого проекта.

Второе кольцо – страны, где есть огромные симпатии к российским интеграционным проектам, но которые пока в силу определенных причин к ним не присоединяются. Если наш проект ЕАЭС удастся, заработает, то сразу встанет вопрос о политике трех стран – Узбекистана, Туркменистана и Азербайджана. Это три страны, за которые сразу начнется борьба.

Третье кольцо - страны, которые немецкие геополитики называли «лимитрофными». Это те страны, за которые идет борьба испокон веков. Это Прибалтика, Украина, в последнее время в эту категорию перешла Грузия.

«КД»: Если обратить взгляд на Европейский союз, то, как полагаете, работать нужно в целом с ЕС или отдельными государствами?

Алексей Фененко: Ни в коем случае не с ЕС, только с конкретными странами, прежде всего континентальной Европы. Хотя в связи с "Brexit" какие-то отношения могут появиться с Великобританией - у нас образуется объективная возможность на основании того, что мы – две великие европейские державы, которые не принимают проект Евросоюза. (В 2012 г. мы, помню, еще слали с англичанами друг другу сигналы, что мы не приемлем гегемонию Германии в континентальной Европе). Это, по-моему, первое окно возможностей, которое открыл нам "Brexit", - то, что очень хорошо чувствовали американцы, но не проговаривали вслух.

У нас континентальная Западная Европа всегда остается как резерв. Есть Германия, Франция, Италия, может что-то даже получиться с Голландией. Вот четыре страны, на которые нам стоит делать основной упор. Обязательно должно быть сотрудничество с православными странами Балканского полуострова – мы еще недостаточно используем ресурс Православной Церкви и общеславянской культуры. Но есть группа стран, которая либо откровенно нам враждебна, либо безразлична к нам – как страны Пиренейского полуострова. Мы для них будем всегда интересны только как источник туризма.

Больше надо работать с такой страной, как Турция. Вот минувший год прекрасно показал, насколько «мягкая сила» эффективна в наших отношениях с Турцией – насколько мы уже стали взаимно привязаны друг к другу, что наши общества просто не потерпели политического конфликта.

«КД»: А стоит ли поворачиваться на Восток в контексте «мягкой силы»?

Алексей Фененко: Обязательно. Именно на Востоке у нас прекрасные возможности для восприятия «мягкой силы» России. Здесь нет стран откровенно враждебных России и русской культуре, которые основывали бы свою идентичность на ненависти к России. Здесь есть нейтральная среда, как Корея, либо более позитивная среда, например, как Китай и Индия. Перед нами открывается очень широкая возможность создания именно позитивного образа России в целом ряде стран Восточной Азии:

- в Китае, Монголии, наших давних партнерах;

- в странах АСЕАН. Кстати, здесь политика должна вестись совершенно по-другому, поскольку эти страны воспринимают нас как европейцев, чужаков в Азии. Наша задача – объяснять им, что мы во многом ближе к их культуре, чем культуре европейской. Тогда и нас там, наконец, станут воспринимать как «своих», как региональную силу, а не как извне пришедших европейцев.

- в Японии. Здесь ситуация проблемная, но надо создавать симпатии в японском обществе к России. Здесь работы у нас – непочатый край. По-моему, это гораздо эффективней, чем в тысячный раз доказывать американцам и полякам, какие мы хорошие.

«КД»: Вы могли бы сформулировать, в чем наибольший потенциал «мягкой силы» России? Что следует использовать в большей степени?

Алексей Фененко: Я считаю, надо использовать три основных момента:

1) привлекательность России для исторических партнеров;

2) привлекательность связей с Россией – что это вам принесет, насколько это выгодно;

3) Россия имеет сдерживающий потенциал. Например, Русский мир. Все ругают эту концепцию за то, что это – угроза, покушение на территориальную целостность других стран, например, Украины. А мы можем развернуть это иначе, показать, что это сдерживает страны от истерии и антироссийской политики. Это может быть прекрасной картой при переговорах с тем же Западом.

«КД»: А как, по-Вашему, «мягкая сила» - это постоянная системная работа или все-таки достаточно однажды создать привлекательный образ, очаровать - и на этом уже построить крепкие связи?

Алексей Фененко: Знаете, есть такое выражение: «Сначала ты работаешь на авторитет, а потом авторитет – на тебя». Вот так и с «мягкой силой». Надо сначала поработать на авторитет – создать такую возможность и такие системы, создать определенные сетевые структуры, - а затем получить плату. Любой человек в бизнесе Вам скажет, что всегда есть период, когда вы работаете себе в убыток. Сначала Вы работаете на будущее, а потом будущее начинает работать на Вас.

«КД»: И последнее: какие сейчас задачи стоят перед Россией на данном пути?

Алексей Фененко: В контексте «мягкой силы» перед Россией четыре задачи. Первое – ограничить потенциал негативного влияния на внутреннюю российскую политику. Многое сделано с 2012 года, но этого пока еще недостаточно, потому что остается очень сильный потенциал скрытого влияния. Я имею в виду определенные настроения внутри общества. Мало закрыть другую «мягкую силу» - нужно создать какую-то позитивную альтернативу. Почему проиграл «брежневский» Советский Союз? Мы не дали позитивной альтернативы. Мы глушили иностранную пропаганду, но многие тайком ее ловили, что приобретало героический оттенок, и народ при этом считал, что все происходящее внутри страны, – плохо. Если народ у вас настроен так, то, сколько ни глушите пропаганду, через некоторое время она все равно прорвется.

Второе – нужно суметь перестроить нашу «эфирную» систему – разобрать страны, с которыми есть потенциал для работы и нет потенциала, чтобы не было ситуации, что мы тратим громадные деньги в никуда. Третий момент – надо обязательно сохранить общее русскоязычное и образовательное пространство в рамках СНГ. И, наконец, четвертое – нужно больше внимания уделять позитивным проектам, в рамках которых мы можем работать.