Елена Вавилова: Во-первых, мне кажется, что вся работа, которая связана с «мягкой силой», в ближайшее время будет проводиться в очень необычный исторический период, даже по сравнению с тем, что было год назад. Ситуация во многих странах существенно изменилась, в первую очередь в США, которые считаются основоположником мягкой силы и превосходство которых сейчас снизилось. Как известно, даже автор самого термина «мягкая сила» Джозеф Най признал, что мягкая сила и авторитет США в последнее время «сдают». Это и открывает новые возможности, и формирует новую среду для развития мягкой силы России.

Я бы определила основной задачей российских организаций по мягкой силе координацию действий между активной политической линией, которую продвигает Россия, и организацией мягкой силы. Мне кажется это очень важным, потому что любая работа должна быть целенаправленна, чтобы политические усилия не расходились с работой структур по публичной дипломатии. Стратегический план должен существовать. Скажем, если Россия выступает защитником международного порядка, то мягкая сила должна идти с этим в связке. Если мы начинаем показывать преимущества в социальной сфере, то публичные организации также должны акцентировать внимание на этом, и так далее.

Во-вторых, нужно определить преимущества России на текущий момент и выстраивать работу, исходя из этой парадигмы. Поскольку упал авторитет США, а Россия получила мощный толчок и стала более ярко представлена на международной арене, нужно воспользоваться этим моментом. Более конкретное определение позиции страны, ее ценностей и стратегий (даже на уровне последних событий, например, принятие поправок в Конституцию) помогает в этом вопросе.

Наконец, имидж страны неразрывно связан с уровнем развития технологий. С одной стороны, мы говорим, что границы стерлись и общение с людьми за рубежом стало легче, но с другой, умение «встроиться» в возможности, которые открывают новые технологии, крайне важно. Нельзя упустить новые каналы влияния. Границы общения стираются, а мягкая сила остается. В ближайшие 5-10 лет борьба будет идти за умы людей. Если раньше больше опасались военных столкновений, то сейчас всё меньше и меньше людей склонны считать, что мировая война возможна. Понимая это, и политические конкуренты России, и наши национальные системы будут работать на глобальную задачу по завоеванию умов, особенно молодежи. В общем-то, все три задачи мягкой силы должны укладываться в единую стратегию по завоеванию умов настолько, насколько это возможно в современном мире различных политических систем и течений.

— Скажу из личного опыта: я вернулась в Россию 10 лет назад, и за это время имидж России изнутри значительно изменился. Мы вернулись в Москву с детьми, когда им было 16 и 20 лет, и их первое впечатление было не очень положительным в сравнении с тем, как жизнь устроена там и здесь. Тогда они жаловались на недостаток городских услуг, неотрегулированное движение, пробки, обилие хаотичных киосков… Сейчас мы видим совсем другой облик и большую привлекательность города как внешне, так и внутренне в плане городских сервисов. Смело могу сказать, что Москва сейчас точно не уступает, а зачастую и интереснее многих городов Европы. Да и те, кто бывают сейчас в Америке, также отмечают, что уровень сервиса в стране снизился. Я вижу трансформацию города и нашей жизни, в том числе в плане социальных услуг. Имиджи больших российских городов – это очевидно сильная сторона. Я веду к тому, что

— Конечно, изменили, и во многом за счет того, как развивается страна и изменяются условия жизни в ней, превосходя западные стандарты. Этого нельзя не замечать. Безусловно, они всё ещё критикуют ряд аспектов жизни, но смотрят на это, не зная нашего характера и менталитета, приходится объяснять. Они изучают русский язык, через него чувствуя и культуру, вникая более глубоко и формируя более положительное впечатление. Мощнейшее влияние оказывает общий прогресс: когда люди стараются и над чем-то работают, это всегда радует и обнадеживает. Поэтому тем, кто нас критикует и говорит об отсталости, стоит хотя бы в сравнении с 20-летней давностью говорить о том, что жизнь в стране значительно улучшилась, и изменения эти положительные и поступательные.

— Я считаю, что, безусловно, нужно, ведь если мы выключим себя из процесса, то не сможем поддерживать имидж страны. Это ненужная крайность. Участвовать нужно, особенно с точки зрения понимания другого общества. Такой опыт дает соотечественникам представление о том, что думают о нас за границей. Также это возможность научиться чему-то новому, переложив иностранный опыт на свою ситуацию с учетом национальных интересов. Например, в США блестяще развито движение и различные программы молодых лидеров. Известно, что американцы инициативные и предприимчивые, поэтому лидерские программы у них хорошо работают. Будучи в Америке, мы обращали внимание на то, как нам, в России, не хватает такого опыта. Меня привлекали программы лидерства среди женщин в США, всегда казалось, что нам бы такой опыт пригодился. Недавно и у нас была запущена программа «Лидеры России»; может быть, мы сами пришли к необходимости такой инициативы, но, если бы мы быстрее переняли его от других, это было бы полезнее для развития общества. Поэтому участвовать в американских программах нужно, но не для того, чтобы они нам насаждали своё видение, а мы сами обучались и вовлекались в процесс. Но опять же, следуя моей логике, подобные обмены следовало бы стимулировать в развивающихся странах, где мы могли бы усилить свои позиции. На мой взгляд, это было бы полезнее, потому что одновременно мы могли бы укреплять наше сотрудничество.

— Воздействие, безусловно, есть, публичная дипломатия, как мы уже говорили, это своего рода мягкая пропаганда, мы пытаемся доказать, убедить, заставить оппонента принять нашу точку зрения. Вмешательство – это достаточно конкретная вещь, на уровне действий его в любом случае можно распознать. Если мы говорим об уровне теорий, размышлений, научных публикаций, журналистских исследований – это одно, а конкретное воплощение идей в жизнь – другое. Универсальную границу провести практически невозможно, я думаю, нужно рассматривать каждый конкретный случай. Любые решения пока еще принимаются людьми, срабатывает человеческий фактор. Кто-то легче поддается влиянию, кто-то – нет, я не вижу здесь ничего предосудительного, иногда можно и нужно соглашаться и брать лучшее от своих оппонентов. Важнее не просто определить грань, а понимать, что она существует и воплощается в конкретных действиях. Возможно, стоит сформировать наблюдательный орган для решения проблем по этому вопросу или хотя бы создать конкретные правила для того, чтобы определять, что будет считаться вмешательством. Вместе с тем, мы часто занимаем оборонительную позицию, мы не очень умело используем информацию в превентивном направлении. Но мы учимся! Прогресс есть, хотя все еще часто оправдываемся вместо того, чтобы первыми о чем-то заявить. Я считаю, что это черта русского менталитета. Американцы, как правило, в плане деловой этики куда более прямолинейны. Мы же часто сомневаемся, занимаем позицию «как бы чего не вышло». Не думаю, что это легко переломить, но нужно быть самими собой, и более напористая позиция выработается со временем. Новое поколение элиты будет другим. Мы считали нормальным, что наши дети будут гражданами мира с возможностью комфортно жить в любой точке планеты. Открытость, умение приспособиться, гибкость им в этом поспособствует, и некоторые национальные черты будут иметь меньшее значение.

— Процесс неизбежен, границы уже стерлись, поток информации нельзя остановить и образ жизни меняется. А вот понимание нашей истории необходимо доносить до молодых людей и соответственно перестраивать образование. Мы уже делаем шаги в этом направлении и обозначаем моменты нашей исторической памяти. Я думаю, что чем больше внимания будет уделяться в воспитании и образовании национальной идентичности, тем будет лучше.

Очевидно, что Россия в цивилизационном плане занимает особое место и наш ценностный мир не похож на западный. Мы не сможем, да и не станем переубеждать Запад в его либеральных ценностях. Запад успешно справляется с сохранением своей идентичности в плане культуры, языка и так далее. У нас все-таки был период, когда мы пытались подстроиться под Запад, этого не отнять. На этом мы потеряли время, но зато поняли, что это не тот путь, нам нужно его скорректировать.

— Да, потому что мои корни здесь и мое детство прошло все-таки в этой стране, что наложило серьезный отпечаток. За десять лет, прожитых после возвращения, жить в столице стало ощутимо комфортнее, это однозначно. Откровенно говоря, в современной России я не вижу огромной разницы с Западом в плане повседневной жизни, даже наоборот: в Бостоне, где мы жили, культурная жизнь была достаточно ограничена, а здесь возможности намного расширились с множеством музеев, выставок и театров. Не хватает времени на все, что есть! Различий между нами и американцами на самом деле не так уж и много, остались в основном только те, что связаны с особенностями нашего национального характера. Русские менее законопослушны и уверены в себе. Но наше традиционное желание помочь, внутренняя душевность, которая раскрывается постепенно – она есть! Мы другие, в культурно-национальном плане мы ближе к европейцам, с которыми нам надо плотнее работать.

— Это страна, в которой я провела длительное время и к которой у меня теплые, порой ностальгические чувства. Я восхищаюсь их национальными чертами, в том числе умением справляться с трудностями, оптимизму и способностью к самовосстановлению. Философия прагматичности в настоящем кризисе, уверена, им также поможет справиться – с какими потерями, это другой вопрос. Жаль, что все так жёстко происходит, хотелось бы, чтобы было менее болезненно, но я все-таки верю в здравый смысл американцев. Воспоминания о США у меня хорошие, иногда мы скучаем по конкретным местам или тому, что там было легко сделать – выехать на день на природу, например. Там не такое скопление людей, как в Москве, жизнь спокойнее и размереннее. У меня нет чувства, что моя деятельность там была направлена против устройства государства или обычных американцев. Совсем недавно я услышала выступление в одном вебинаре ветерана американских спецслужб, который во время холодной войны работал против СССР и единственным желанием этого человека было уничтожить советский социалистический режим. Это пример совершенно другого отношения к стране, где работаешь.