/
/
/
/
/
/
/
/
Интервью с Евгенией Горюшиной
«На Кавказе надо работать со всеми вне зависимости
от официальной позиции»
от официальной позиции»
- Евгения ГорюшинаНаучный сотрудник Южного научного центра РАН, эксперт РСМД
- Представляем интервью с Евгенией Горюшиной, научным сотрудником Южного научного центра РАН, экспертом РСМД – о «мягкой силе» на Кавказе, о том, как преодолевать локальные конфликты в публичной дипломатии и каких экспертов не хватает в регионе.
Дата публикации интервью: 28.09.2020
«Креативная дипломатия» («КД»): Евгения, хочется затронуть в начале более высокую материю. Кавказ известен зачастую своей конфликтностью, угрозой войн, кризисов, терроризма. Может ли политика «мягкой силы», публичная дипломатия в частности, распутать этот узел конфликтов?
Евгения Горюшина: Распутать – однозначно нет, а способствовать узнаванию конфликтов, их истоков, поведения основных акторов и специфики конфликтогенных процессов – да. Публичная дипломатия должна быть направлена на расширение диалога, поэтому в условиях застоявшихся конфликтов на Кавказе важно сначала установить диалог (который, на мой взгляд, не везде инициирован, либо начат и поддерживается только с одной из сторон), а затем вовлечь все стороны и развивать с ними диалог вне зависимости от политических взглядов.
«КД»: Возьмем конкретный кейс: проекты «мягкой силы» и гуманитарного сотрудничества способны преодолеть сложности в отношениях России и Грузии?
Образ российского «центра», как правило, негативно воспринимается на Кавказе, а московские эксперты зачастую упускают из виду кавказские детали и воспринимают происходящее в ракурсе империализма.
Евгения Горюшина: Сложный вопрос, потому как не имея дипломатических отношений с Грузией с 2008 года, Россия по факту стремится заместить их отсутствие финансово-экономическим взаимодействием, политическим лобби, туризмом, влиянием через диаспору и нередко чрезвычайно выборочными действиями, провоцирующими массовые выступления в Грузии (кейс Сергея Гаврилова неоднозначен, но показателен).
При этом наряду с официальным курсом на дозированную нормализацию отношений сохраняется двусторонняя жесткая риторика. Во-первых, Россия не желает видеть Грузию в рядах «аспирантов» и членов НАТО, во-вторых, остается рефрен об оккупации Россией территорий Грузии. Это политические проблемы, которые вряд ли бы будут разрешены с помощью «мягкой силы» – необходимы политические действия, волевые политические шаги (на которые вряд ли кто-либо пойдет сегодня).
Для того, чтобы достичь долгосрочного положительного результата в российско-грузинских отношениях, существующая «мягкая сила» в российском пространстве на Кавказе должна быть переформатирована из номинальной в реальную: следует расширить экспертный состав, который включал бы не только кабинетных специалистов из Москвы. Образ российского «центра», как правило, негативно воспринимается на Кавказе, а московские эксперты зачастую упускают из виду кавказские детали и воспринимают происходящее в ракурсе империализма. Следует проводить не однократные, а регулярные встречи с приглашением всех заинтересованных участников от конфликтующих сторон (сохраняя количественный и качественный баланс «эксперты – общественные деятели – наука»), организовывать контактные группы и общие краткосрочные и долгосрочные проекты.
На мой взгляд, крайне важно поступательное движение, а не метод дистанционного налаживания контакта и отнюдь не экспрессивная кривая с редкими встречами и «ломовой лошадью» во главе. Этнографические, театральные и литературные проекты в российско-грузинских отношениях были бы кстати, а вот идея с демонстрацией в Тбилиси российских фильмов заведомо обречена на провал.
При этом наряду с официальным курсом на дозированную нормализацию отношений сохраняется двусторонняя жесткая риторика. Во-первых, Россия не желает видеть Грузию в рядах «аспирантов» и членов НАТО, во-вторых, остается рефрен об оккупации Россией территорий Грузии. Это политические проблемы, которые вряд ли бы будут разрешены с помощью «мягкой силы» – необходимы политические действия, волевые политические шаги (на которые вряд ли кто-либо пойдет сегодня).
Для того, чтобы достичь долгосрочного положительного результата в российско-грузинских отношениях, существующая «мягкая сила» в российском пространстве на Кавказе должна быть переформатирована из номинальной в реальную: следует расширить экспертный состав, который включал бы не только кабинетных специалистов из Москвы. Образ российского «центра», как правило, негативно воспринимается на Кавказе, а московские эксперты зачастую упускают из виду кавказские детали и воспринимают происходящее в ракурсе империализма. Следует проводить не однократные, а регулярные встречи с приглашением всех заинтересованных участников от конфликтующих сторон (сохраняя количественный и качественный баланс «эксперты – общественные деятели – наука»), организовывать контактные группы и общие краткосрочные и долгосрочные проекты.
На мой взгляд, крайне важно поступательное движение, а не метод дистанционного налаживания контакта и отнюдь не экспрессивная кривая с редкими встречами и «ломовой лошадью» во главе. Этнографические, театральные и литературные проекты в российско-грузинских отношениях были бы кстати, а вот идея с демонстрацией в Тбилиси российских фильмов заведомо обречена на провал.
Грузия и Россия. Фото Ивана Шилова, ИА Regnum
«КД»: Как быть с постоянной угрозой ограничений мероприятий публичной дипломатии и запретов на въезд в Грузию для российских экспертов в связи с напряженными отношениями? Возможно, должны быть выработаны какие-то очень четкие двусторонние регламенты?
Евгения Горюшина: Как ни парадоксально, но следует задаться вопросом по поводу того, что могут наши современные специалисты сделать для улучшения российско-грузинских отношений в действительности. Очевидно, текущие проекты и предложения российской публичной дипломатии приводят к негативному результату, и это повод пересмотреть не только сами проекты и те механизмы, с помощью которых они могут быть реализованы в и для Грузии.
Попытка снизить последствия грузинской аллергии к российским методам публичной дипломатии влечет необходимость пересмотреть собственные позиции: как минимум, нужно перестать смотреть сверху на своих соседей и использовать не мягкую, а гибкую дипломатию (понимая, что Грузия занимает непримиримую антагонистическую позицию по отношению к России).
О выработке двусторонних регламентов: их разработку вижу необходимой. Это как раз и сможет стать начальным стимулом к двусторонней кооперации на общественно-политическом уровне. Но это будет видно после парламентских выборов в Грузии в 2020 году.
Попытка снизить последствия грузинской аллергии к российским методам публичной дипломатии влечет необходимость пересмотреть собственные позиции: как минимум, нужно перестать смотреть сверху на своих соседей и использовать не мягкую, а гибкую дипломатию (понимая, что Грузия занимает непримиримую антагонистическую позицию по отношению к России).
О выработке двусторонних регламентов: их разработку вижу необходимой. Это как раз и сможет стать начальным стимулом к двусторонней кооперации на общественно-политическом уровне. Но это будет видно после парламентских выборов в Грузии в 2020 году.
«КД»: Возможны ли общие для региона проекты с участием представителей Абхазии и Южной Осетии? Есть ли для них какая-то перспектива?
Евгения Горюшина: В существующем политическом контексте при сохранении грузинской риторики об оккупации территорий – вряд ли эта идея жизнеспособна. Однако если проводить встречи или реализовывать общественные проекты публичной дипломатии в третьем месте, не затрагивающем напрямую территории Абхазии и Южной Осетии, но с соблюдением баланса приглашенных участников, особенно из Грузии, думаю, небольшой шанс все же есть. Подчеркну чрезвычайную важность соблюдения количества и качества знаний участников. Нужно также помнить о том, что немногие эксперты из Грузии готовы приехать и участвовать в текущих проектах, предлагаемых Россией.
Степанакертский аэропорт, Нагорный Карабах. Фото Ильи Пикалева, РИА Новости
«КД»: А как Вы оцениваете взаимодействие России с Арменией и Азербайджаном, их гражданским обществом? Посредническая роль России в Нагорно-Карабахском конфликте – это плюс или минус с точки зрения привлекательности России в регионе?
Евгения Горюшина: Я выскажу непопулярную точку зрению, согласно которой России в публичной дипломатии следует ориентироваться не на политическую поддержку Армении (это официальный дипломатический трек), а на сохранение баланса между Азербайджаном и Арменией. Посредническая роль России в Нагорно-Карабахском конфликте, скорее, цементирует её милитаризованный имидж, вовсе не миротворческий. Поэтому в этом случае особенно важно работать в направлении публичной дипломатии и не концентрироваться на мероприятиях с превалирующим количеством участников только из Армении.
В Азербайджане, как и в Армении, есть интересные и открытые к диалогу эксперты. Думаю, большая ошибка России их не приглашать только из разницы в политических убеждениях. То же самое применимо и к ситуации с Грузией. Работать надо со всеми вне зависимости от официальной позиции.
В Азербайджане, как и в Армении, есть интересные и открытые к диалогу эксперты. Думаю, большая ошибка России их не приглашать только из разницы в политических убеждениях. То же самое применимо и к ситуации с Грузией. Работать надо со всеми вне зависимости от официальной позиции.
«КД»: Согласны ли Вы с тем, что Россия часто просто игнорирует важные линии коммуникаций на Кавказе? Мало представлены в регионе российские НКО, нет экспертных или других профильных обсуждений и контактов по таким важным вопросам как энергетика и транспортная инфраструктура (например, в контексте ЕАЭС), по другим вопросам.
Евгения Горюшина: Не просто, а зачастую игнорирует и стратегически просчитывается. Я часто слышу от своих московских коллег о том, что их мало интересует происходящее на Северном Кавказе и на Кавказе в целом. Зачастую республики Северного Кавказа воспринимаются как исключительно пройденный материал, неотделимая историческая действительность современной России.
Понимая, что существуют более привлекательные в геополитическом плане локации, по которым можно успешно работать и профессионально расти – США, Ближний Восток, Китай и другие. Поэтому многие эксперты обходят вниманием Северный и Южный Кавказ. Либо если и касаются Кавказа, то основываясь на известных постулатах, или же в тех случаях, когда конфликт с применением насилия неизбежен и создает угрозу региональной безопасности. Впрочем, даже на официальном уровне актуализация разговора о возможной нестабильности на Кавказе (и особенно на Северном) не приветствуется, что, на мой взгляд, больше похоже на самоубеждение и нежелание замечать существующие и потенциальные проблемы.
С тезисом о малопредставленности российских НКО и отсутствии экспертных площадок на Кавказе соглашусь. Я убеждена, что профессионалов в области исследований Кавказа в современной России крайне мало. Те специалисты, кто переехал из региона в столицу, пользуются услугами третьих лиц в республиках, которые зачастую выполняют их заказ, например, на полевые исследования. При этом сами специалисты лишены возможности, либо намеренно не пользуются ею для того, чтобы узнавать изменяющийся регион изнутри. Те же, кто остался в регионах, пишут на неострые темы, избегая сложных вопросов политического поля. Немаловажно еще и персональное восприятие Кавказа у экспертов: я неоднократно сталкивалась с антипатией к отдельным республикам постсоветского пространства, что странно в том случае, если человек работает с кавказским мультиэтничным обществом.
Отдельно выскажусь о ЕАЭС. Чтобы успешно лоббировать на Кавказе интеграционный проект, необходимо вести уверенный диалог наравне со всеми акторами. Думаю, данный проект не способен представить консолидирующую почву для стран Южного Кавказа, а в сферах энергетики и транспортной инфраструктуры у России есть серьезные конкуренты в регионе (тот же Китай).
Понимая, что существуют более привлекательные в геополитическом плане локации, по которым можно успешно работать и профессионально расти – США, Ближний Восток, Китай и другие. Поэтому многие эксперты обходят вниманием Северный и Южный Кавказ. Либо если и касаются Кавказа, то основываясь на известных постулатах, или же в тех случаях, когда конфликт с применением насилия неизбежен и создает угрозу региональной безопасности. Впрочем, даже на официальном уровне актуализация разговора о возможной нестабильности на Кавказе (и особенно на Северном) не приветствуется, что, на мой взгляд, больше похоже на самоубеждение и нежелание замечать существующие и потенциальные проблемы.
С тезисом о малопредставленности российских НКО и отсутствии экспертных площадок на Кавказе соглашусь. Я убеждена, что профессионалов в области исследований Кавказа в современной России крайне мало. Те специалисты, кто переехал из региона в столицу, пользуются услугами третьих лиц в республиках, которые зачастую выполняют их заказ, например, на полевые исследования. При этом сами специалисты лишены возможности, либо намеренно не пользуются ею для того, чтобы узнавать изменяющийся регион изнутри. Те же, кто остался в регионах, пишут на неострые темы, избегая сложных вопросов политического поля. Немаловажно еще и персональное восприятие Кавказа у экспертов: я неоднократно сталкивалась с антипатией к отдельным республикам постсоветского пространства, что странно в том случае, если человек работает с кавказским мультиэтничным обществом.
Отдельно выскажусь о ЕАЭС. Чтобы успешно лоббировать на Кавказе интеграционный проект, необходимо вести уверенный диалог наравне со всеми акторами. Думаю, данный проект не способен представить консолидирующую почву для стран Южного Кавказа, а в сферах энергетики и транспортной инфраструктуры у России есть серьезные конкуренты в регионе (тот же Китай).
«КД»: Кто главный внешний субъект «мягкой силы» для российского Кавказа? На кого обращен взгляд российских граждан?
Евгения Горюшина: Вопрос интересный, потому что в правовом поле российский Кавказ – это действительно российские граждане, но самоидентификация происходит несколько по иному пути – снизу-вверх. На Кавказе важны идентификация в рамках семьи, рода/тейпа, принадлежности к этнической группе, территории проживания, республике. Я часто слышу в своей работе «я – чеберлоевец», «я – ногаец», или «я – сван», и я спрашиваю, откуда именно сван, из Кодорского ли ущелья. Респонденты зачастую удивляются, что кто-то из России может вообще знать, откуда могут быть сваны.
В соответствии с этим различаются и преференции в общении и интерес к тому, что находится за пределами непосредственно Кавказа. Не все кавказцы – мусульмане, но велико влияние мусульманской Турции. Как ни парадоксально, на мой взгляд, самый успешный пример «мягкой силы» в регионе – турецкие сериалы, рисующие идеальный образ, скажем, династии Османов.
Это же применимо к и арабским странам. Существует много особенностей, характерных для разных республик Кавказа: для Чеченской Республики важны отношения и с Турцией, и с отдельными странами Персидского залива. Например, достаточно вспомнить, кто вел основную застройку ключевых объектов в Грозном до охлаждения официальных отношений России с Турцией несколько лет назад. Для адыгов неоспоримое значение представляют связи с малочисленной диаспорой в Иордании, в которой они символизируют стабильность королевства.
В соответствии с этим различаются и преференции в общении и интерес к тому, что находится за пределами непосредственно Кавказа. Не все кавказцы – мусульмане, но велико влияние мусульманской Турции. Как ни парадоксально, на мой взгляд, самый успешный пример «мягкой силы» в регионе – турецкие сериалы, рисующие идеальный образ, скажем, династии Османов.
Это же применимо к и арабским странам. Существует много особенностей, характерных для разных республик Кавказа: для Чеченской Республики важны отношения и с Турцией, и с отдельными странами Персидского залива. Например, достаточно вспомнить, кто вел основную застройку ключевых объектов в Грозном до охлаждения официальных отношений России с Турцией несколько лет назад. Для адыгов неоспоримое значение представляют связи с малочисленной диаспорой в Иордании, в которой они символизируют стабильность королевства.
Сериал "Основание: Осман"
«КД»: Сложно говорить всерьез о явлении «мягкой силы», привлекательности радикального исламизма и терроризма, но тем не менее, часть населения Кавказа поддается вербовке. Как бороться с этим явлением на уровне «завоевания умов и сердец»?
Евгения Горюшина: Замечу, что не только часть населения Кавказа подвержена вербовке. Это проблема не носит исключительно региональный характер, но на примере кавказского региона в массовом сознании закрепляются наиболее резонансные случаи вовлечения людей в организации экстремистского толка.
Кавказ – разнообразный регион, со множеством различий в культурных и религиозных традициях, обычаях и языках, внутренних противоречий и неравномерном социально-политическом развитии. Учитывая эти характеристики, следует не только изучать регион, но и осуществлять на регулярной основе проекты, которые могли бы объединять представителей сразу нескольких республик. При этом желательно создание площадки для коммуникации, отсутствие протокольных и показательных встреч «сверху» и особенно – без участия СМИ. В реальности, как правило, проводятся номинальные встречи, цель которых состоит лишь в отчетном проведении мероприятия.
Немаловажным, конечно, выступает и принцип иерархии на Кавказе, где на первом месте стоит старшее поколение. Однако именно молодежь в большей степени подвержена влиянию экстремистских взглядов и пропаганде, а экспертные площадки, конференции и круглые столы ориентированы на участие именитых с регалиями специалистов, где молодежи не место. К тому же, на региональных конференциях не поднимаются острые вопросы во избежание словесных баталий и реального обсуждения кавказской действительности.
Думаю, для борьбы с экстремизмом важно исследовать причины ухода части населения в радикальное поле, понимать социально-экономические механизмы отрыва людей от общества, психологической и идеологической привлекательности радикального пространства, частью которого они в итоге становятся.
Кавказ – разнообразный регион, со множеством различий в культурных и религиозных традициях, обычаях и языках, внутренних противоречий и неравномерном социально-политическом развитии. Учитывая эти характеристики, следует не только изучать регион, но и осуществлять на регулярной основе проекты, которые могли бы объединять представителей сразу нескольких республик. При этом желательно создание площадки для коммуникации, отсутствие протокольных и показательных встреч «сверху» и особенно – без участия СМИ. В реальности, как правило, проводятся номинальные встречи, цель которых состоит лишь в отчетном проведении мероприятия.
Немаловажным, конечно, выступает и принцип иерархии на Кавказе, где на первом месте стоит старшее поколение. Однако именно молодежь в большей степени подвержена влиянию экстремистских взглядов и пропаганде, а экспертные площадки, конференции и круглые столы ориентированы на участие именитых с регалиями специалистов, где молодежи не место. К тому же, на региональных конференциях не поднимаются острые вопросы во избежание словесных баталий и реального обсуждения кавказской действительности.
Думаю, для борьбы с экстремизмом важно исследовать причины ухода части населения в радикальное поле, понимать социально-экономические механизмы отрыва людей от общества, психологической и идеологической привлекательности радикального пространства, частью которого они в итоге становятся.
«КД»: Что принципиально важно при работе с гражданским обществом на всем большом Кавказе – знание местной культуры, локальных болевых точек, или, может быть, прагматизм стоит в этой иерархии выше?
Евгения Горюшина: Без знания особенностей местных культур (я специально делаю акцент на множественном числе) и без уважения к разнообразию региона работа с гражданским обществом Кавказа малоэффективна.
Выскажу крамольную мысль о том, что российский региональный прагматизм на Кавказе лишен стратегического видения и при этом не лишен ярко выраженного силового компонента. Имперские амбиции «центра» хороши только в условиях поддержания войны, но, чтобы строить мир с помощью прагматичной и гибкой дипломатии, меч сначала следует вложить в ножны.
Выскажу крамольную мысль о том, что российский региональный прагматизм на Кавказе лишен стратегического видения и при этом не лишен ярко выраженного силового компонента. Имперские амбиции «центра» хороши только в условиях поддержания войны, но, чтобы строить мир с помощью прагматичной и гибкой дипломатии, меч сначала следует вложить в ножны.
Троицкая церковь в Гергети, Мцхета-Мтианети, Грузия. Фото Iman Gozal (Unsplash).
Интервью подготовила
главный редактор «Креативной дипломатии» Виктория Иванченко
главный редактор «Креативной дипломатии» Виктория Иванченко